ЖУРНАЛ «КАЗАКИ»

Владимир ПАРАМОНОВ,
член Союза краеведов России

В последнее время рассказ о святынях Ростова Великого
все гиды автобусных экскурсий
по маршруту в этот старинный город начинают с рассказа о событиях, происходивших именно в Тарасовке. Это все произошло после публикации краеведческих материалов в местной газете Ростова Великого. А дело было так.

В мае 2013 года в РГГУ (г. Москва) проходили 7-е Всероссийские краеведческие чтения, в которых мне посчастливилось принять участие. Меня заинтересовал доклад Ярослава Евгеньевича Смирнова, ведущего научного сотрудника Государственного архива Ярославской области. Его тема звучала так – «Об источниковедении библиографии: к вопросу составления краеведческих библиографий (на примере изучения научного наследия А. А. Титова)».

За сложным названием скрывался рассказ об одном из самых ярчайших краеведов последней четверти XIX–начала XX в. Ростова Великого, купце -историке – Титове Андрее Александровиче (1844–1911). Он являлся обладателем самой крупной в России частной коллекции славяно-русских рукописей, насчитывавшей более 5 тысяч книг и документов. В 1906 году А. А. Титов способствовал изданию «Записок ростовца М. И. Морокуева». Он же написал к ним вступление, в котором говорилось: «Записки почетного гражданина Михаила Ивановича Морокуева, бывшего ростовского городского главы, имеют в бытовом отношении большую ценность. Морокуев, двоюродный брат моего деда Ивана Андреевича Титова, до конца своей жизни (1853 г.) был с ним в дружеских отношениях (они называли друг друга братцами). М. И. Морокуев был очень умен и имел большую библиотеку, которая в то время считалась самой лучшей в Ростове. Кроме того, довольно хорошо владел пером, и за время его службы городской головой, в думском архиве осталось немало дельных документов, журналов, отпусков, написанных им собственноручно. К сожалению, большая часть записок сгорела во время пожара в его доме. Однако, по счастливому стечению обстоятельств, сполна уцелело всё их начало, которое было передано Морокуевым моему деду до пожара и сохранялось в нашем семейном архиве».

М. И. Морокуев родился в Ростове 28 октября 1789 года в купеческой семье. Читать научился дома, писать у священника. «О дальнейшем образовании никто не имел понятия, и всё, что выходило из круга познания домашних, считалось или ненужным, или вредным», – пишет автор. С 1800 года дядя Морокуева – Андрей Петрович – начал возить племянника по своим торговым делам на Украину. В 1807 году Морокуев женился, построил в Ростове каменный двухэтажный дом, начал самостоятельную торговлю. Ее успеху способствовали и политические обстоятельства: «С 1807 года, после Тильзитского мира, правительством был запрещен ввоз части заморских товаров, потребность коих заменили русские. Внутренняя торговля стала увеличиваться, и с 1807 по 1812 год приняла довольно обширный размер». Однако 12 июня 1812 года армия Наполеона начала вторжение в Россию. В июле 1812 года Морокуев выехал из Ростова в город Ровны Полтавской губернии на ярмарку. «Во время бытности моей на Украине не было еще в народе никаких особых опасений войны, а тем менее война внутри отечества, – писал Морокуев, – Дух народный не терпел французов, но не боялся их; но уже с самого Тильзитского мира не только люди знающие, но и простой народ считал войну близкой».

6 и 12 июля Александр I издал два манифеста, по которому создавалось народное ополчение для отпора неприятелю. Ополчения были созданы в 16 губерниях, в том числе и Ярославской. 24 июля 1812 года в Ярославле начало работу Чрезвычайное собрание ярославского дворянства, где был избран начальник Ярославского ополчения – генерал-майор Яков Иванович Дедюлин. Собрание решило с каждой сотни крестьян губернии командировать в ополчение по 4 человека. Всего Ярославская губерния выставила чуть более 11 тысяч ополченцев, из них Ростовский уезд поставил 1089 человек. Был создан Комитет Ярославской военной силы, председателем которого стал ярославский губернатор М. Н. Голицин, объявивший сбор пожертвований на содержание ополчения. Всего собрали 817550 рублей (по тем временам огромная сумма), при этом одно из первых мест «по щедрости» заняло ростовское дворянство.

5 октября Морокуев вернулся в Ростов, который, по его словам, «более походил на военный стан, чем на город: куда ни посмотришь, везде военные караулы. Слышались отовсюду бой барабанов и оклики часовых, что в ночное время наводило какой-то невольный страх». О взятии Москвы Морокуев откровенно пишет: «В газетах о занятии Москвы напечатали недели через две. Кутузов, извещая о сем несчастии публику, утешал тем, что потеря Москвы не есть потеря отечества, что он запер неприятеля в ней, стал на пункте его сообщений и продовольствия. Таким рассказам тогда никто не верил; говорили, что Кутузов сошел с ума». И вновь откровения: «Тогда в Ростове квартировали морской учебный батальон и около 20 тысяч милиции; впрочем войска эти были для нас бесполезны, и город на их оборону надеяться не мог: милиция, собранная из необразованных мужиков, имела неспособных начальников; а командир морского батальона, полковник Лагунов, имел предписание, при появлении неприятеля, отступать в Ярославль… В то время имели проживание в Ярославле их императорские величества, великая княжна Екатерина Павловна со своим супругом, принцем Георгием Ольденбургским. Еще задолго до занятия неприятелем Москвы, из Твери, где обыкновенно проживали, переехали они в Ярославль». Ярославская губерния вошла в первый округ народного ополчения (всего их было 3). Принц Г. П. Ольденбургский был назначен организатором ополчения. В донесении царю от 30 июля 1812 года он сообщал: «По прибытии в Ярославль я немедленно сделал надлежащие распоряжения».

А теперь мы переходим к самому главному, к тому, что интересует жителей Тарасовки в воспоминаниях Морокуева больше всего: «Для извещения их высочества от сотника Победного, начальствующего казацким трактом на Ярославском тракте, из села Пушкина посылаем (Орф. сохранена. Прим автора) был казак с рапортом о состоянии дел, который проезжал Ростов всякий день в известные часы… Народ, знавши это, уже дожидался его, и как только приедет на Куракинское подворье, где стояли почтовые лошади, то его угостят, и он покажет донесение, которое всегда было открытое, и вдобавок расскажет и объяснит многое на словах. Все это было весьма верно и много ободряло жителей, которые ждали казака с нетерпением и по его проезде снова успокаивались на сутки. Во всё продолжение времени бытности неприятельской, смутило наш город справедливое опасение – известие о движении неприятеля на Дмитров; но как он скоро воротился опять в Москву, то и в городе нашем опять успокоились». Ярославское ополчение было создано для обороны Москвы, но после занятия столицы Наполеоном эта задача потеряла смысл. 9 сентября Я. И. Дедюлину было приказано пресечь путь французов из Москвы на Ярославль. «Известия, привозимые казаком, каждый день становились благоприятнее, – пишет Морокуев. – Дурные для неприятеля обстоятельства час от часу умножались по осеннему времени года и усилению наших войск, как на дороге, так и на пунктах сообщений. Лучшие войска начал он в это время приготовлять к обратному походу, и на нашем тракте оставались кое-какие, и то мало, что казакам дало возможность оттеснить их до Ростокина, в чем способствовали им и окружные мужики, которых корысть делала храбрыми… Потом тотчас казак известил, что они доходили до заставы, там до Сухаревой башни; потом привез известие, что дрались у самых Никольских ворот, что неприятелей в Москве мало и что, вероятно, они выходят; потом решительно известил нас, что неприятель Москву оставил. Это случилось между 7 и 19 числами. Радостная весть тотчас разнеслась повсюду».

А что же случилось с Ярославским ополчением? После того, как французы покинули Москву, Ярославскому ополчению был дан приказ через Углич двигаться к городу Кашину Тверской губернии и присоединиться к отряду генерала Ф. Ф. Винценгероде. 7 октября 1812 года ополчение покинуло пределы Ярославской губернии, так ни разу и не вступив в боевые действия. В стычках с французами Ярославское ополчение начало участвовать лишь в следующем году. Они принимали участие в осаде Данцига и блокаде крепости Ландау. В рапорте генерала Виртембергского отмечено мужество многих ярославцев, но выделить из них ростовцев не представляется возможным. Это касается и потерь в рядах Ярославского ополчения: в боях было убито 320 ополченцев, свыше двух тысяч умерло от болезней. Всего потери умершими, убитыми, ранеными и больными составили более 40 процентов, из 11282 ратников вернулись 5658 человек. Последние полки прибыли в Ярославль только в ноябре 1814 года.

А в декабре 1814 года Морокуев приезжал в Москву (о чём тоже оставил воспоминания), по всей видимости, побывал и на местах боев по Ярославскому направлению, в том числе, и в Тарасовке. К тому времени, в память погибших казаков, уже была возведена деревянная Сергиевская часовня на берегу Клязьмы. В знак благодарности и преклонения перед подвигом казаков, преградившим путь французам к Троице-Сергиевой лавре, Ростову Великому и Ярославлю, Морокуев передает икону с ликом Святителя Дмитрия Ростовского в эту часовню от жителей Ростова Великого. Почему именно икону Дмитрия Ростовского? Дело в том, что Дмитрий Ростовский считается покровителем казачества, и всей Ярославской губернии. В краеведческой работе Е. И. Крестьяниновой «Материалы к истории Ростовского купечества. Купцы Морокуевы в XVIII–XIX вв.: генеалогия и судьбы в документах семейного архива» приводятся такие факты: «Строительство своего двухэтажного особняка Морокуевы завершили к 1810 г. Кстати, здание существует до сих пор.

Внутреннее его убранство составляли дорогие вещи – мебель красного дерева, серебряная, фарфоровая и хрустальная посуда, иконы в серебряных окладах». А в книге Сазоновой Е. И. «Мир вещей ростовского обывателя XIXв.: домашние иконы (//ИКРЗ. 1995, Ростов, 1996, С. 190,101) мы находим: «Икона – вещь особого рода. Она не предмет чистого утилитарного назначения, а вещь, связанная с религиозным чувством человека, предмет поклонения. Высокая религиозность ростовских граждан XIXв. не вызывает сомнений. … Место, где находились иконы, было почетным в доме, и они составляли самое ценное достояние семьи, и средства не жалелись на их приобретение и украшение… О том, что к иконе относились с особым почтением, и если и воспринимали их как часть имущества, то как особую его часть, говорит тот факт, что во всех описях имущества, в отличие от других вещей, нет указаний на цену иконы. Указывается лишь цена серебряного оклада, считавшегося украшением образа. Например, в описи 1827 г. вещей купца второй гильдии Ивана Морокуева иконы в серебряных окладах были оценены от 10 до 200 рублей». (Суммы по тем временам немалые. Так, 100 рублей тех времен составляет около 100000 современными деньгами). Икон в доме И. Морокуева насчитывалось 35. И еще, многие купцы были весьма патриотичны и любили покупать на ярмарках лубочные портреты героев войны 1812 года. Далее читаем: «Иконы находились почти в каждом жилом помещении дома. Какой-то строгой определенной систематизации в их распределении по помещениям не обнаружено. В самом Ростове и Ростовском уезде также имелись иконописцы, работавшие в основном, на заказ. Число их не превышало 15–20 человек». Среди изображений местных ростовских святых самым распространенным был образ именно Дмитрия Ростовского.

Но на этом история не закончилась, а развивалась следующим образом. Жители Тарасовки решили в 1912 году построить взамен деревянной каменную Сергиевскую часовню в честь 100-летия победы над Наполеоном, в память о доблести предков. 26 августа (по старому стилю) в день 100-летия Бородинского сражения, состоялась торжественная закладка часовни на месте, избранном крестьянами деревни. Меценатом выступил потомственный дворянин Григорий Владимирович Сапожников, владелец ткацкой фабрики на берегу Клязьмы. Архитектором был С. М. Ерофеев. К 11 октября 1912 года часовня была уже построена. Она была названа в честь Сергия Радонежского – Сергиевской.

В плане часовня представляла собой квадрат размером 3,5х3,5 аршин (около 2,5х2,5 метра). С западного фасада имелась решетчатая металлическая дверь, а с северной и южной сторон – по три небольших окна. На стенах часовни были расположены памятные плиты. «В 1812 году отряд французов пытался перейти реку, но казаки, находившиеся по ту сторону Клязьмы, не допустили неприятеля. В честь сего события сооружена сия часовня» – эта надпись на одной из памятных плит часовни. Крыша часовни была двускатная, и на середине конька возвышалась маковка с крестом.

К сожалению, в 1938 году прошлого века часовня была разрушена, но в памяти людей она сохранилась. Местный поэт Александр Васильевич Исаев написал поэму «Казаки на Клязьме», в которой отразил события той поры. Там есть такие слова:

«…Теперь, в ином тысячелетье,

Потомков неразумью вопреки

Летят сквозь время,

обретя бессмертье,

В последний бой лихие казаки!»

А вот, наиболее полный рассказ по воспоминаниям коренной жительницы Тарасовки Лидии Степановны Сафроновой (Крестининой) (1920–2002 гг.). Несколько слов о самой рассказчице. Лидия родилась в 1920 году, коренной житель деревни Тарасовка, участница Великой Отечественной войны, награждена Орденом Отечественной войны II степени и множеством медалей. Всю жизнь работала в Тарасовском колхозе. Похоронена на Черкизовском кладбище.

«В 30-е годы прошлого века, – говорила она, – когда мне было около 14, хорошо помню, где в Тарасовке располагалась часовня. Мы жили по адресу: Большая Тарасовская, д. 81, где в настоящее время находится продовольственный магазин, а часовня находилась буквально в 100 метрах к северу по Ярославской дороге, как раз за керосиновой лавкой, почти напротив бывшей чайной Лихонина. На этом участке до сих пор видны следы от кладки старинного фундамента. Мы часто бегали туда играть, так как рядом находилось футбольное поле. Через решетки в дверях часовни можно было рассмотреть иконы на стенах, а на каменном полу валялись монетки. Но двери часовни открывались очень редко, только по очень большим церковным праздникам. Однажды в ночное время часовня была разрушена. Мы побежали посмотреть, и увидели только груду кирпичей: ни крестов, ни икон уже не было. Кто их мог забрать – остается тайной.

Как-то моему отцу Степану Григорьевичу Крестинину в сельсовете дали наряд на перевозку кирпича от часовни к коровнику. Кирпич (С клеймом «А.Г.» и гербом Российской империи) оставался только от фундамента, остальной кирпич уже был кем-то перевезен. И когда телега была уже полностью нагружена, то под мелкими осколками кирпича показалась толстая квадратная доска. Отец стряхнул пыль, и увидел лик Святого! (Серебряный оклад на иконе отсутствовал). Пришлось спрятать икону под сидением телеги, и так возить ее целый день. К вечеру, приехав домой, отец показал нам икону. Никто не знал, какой Святой там изображен. Все были напуганы, что икону увидят у нас в доме. В то время шла ожесточенная борьба с верующими, и можно было за веру попасть в тюрьму.

Мама решила спрятать икону от чужих глаз, хотя несколько маленьких иконок у нас все же висело в красном углу, где горела лампадка. Икону завернули в холщевый мешок и поместили высоко на полке. Там она и лежала долгие годы, даже во время войны. Наша семья, как и многие в те годы, бедствовала, но ни разу не возникло желания обменять икону на кусок хлеба. Хотя многие ходили на Клязьминский рынок и в Пушкино менять ценные вещи на хлеб.

9 апреля 1942 года я ушла на фронт добровольцем, а вернулась только 7 июля 1945 году. Я всегда верила, что эта икона чудотворная и, возможно, именно этот Святой, изображенный на иконе, оберегал меня в годы войны. А уже в начале 50-х у нас в доме остановилась паломница-старушка, шедшая в Троице-Сергиеву лавру. Я показала ей икону, и она сказала, что мощи этого святого находятся в Ростове Великом, а вот почему икона с ликом этого Святого оказалась в Тарасовке – для нее было большой загадкой. Через несколько лет мы всей семьей переехали на новое место жительства. Икону забрали с собой, и она оказалась почти там, где и должна была находиться. Я все время верила, что она нас спасает и приносит удачу! Икона и сейчас спрятана очень надежно. Пока я жива, не надо рассказывать о ней никому, держите в тайне, что она сохранилась до наших дней. Как бы за неё не наказали. А вот если часовня будет восстановлена, то передайте её обязательно туда. Там её истинное место!».

Эти рассказы я часто слышал, начиная с 1994 года, с момента, как мы с семьей стали часто бывать в Тарасовке. Но я не придавал большого значения этим коротким рассказам, тем более, что некоторые из них она произносила шепотом, да еще старческим голосом. Но после смерти Лидии Степановны, в марте 2002 года, разбирая старые вещи, я действительно обнаружил на верхней полке икону, тщательно завернутую в холщевый мешок. Она так хранилась более 70 лет.

После моей встречи с местными казаками и посещения Спасо-Яковлевского Димитровского монастыря в Ростове Великом, я выяснил, что на иконе изображен Святой Дмитрий Ростовский, и что, возможно, в Тарасовкой часовне эта икона находилась с 1814 года.

22 августа 2009 года на месте сражения был установлен Поклонный крест, в знак начала восстановления часовни. И здесь я, наконец, обнародовал, что чудесным образом сохранилась единственная икона, та самая, подаренная Морокуевым в 1814 году, с ликом Святого Димитрия Ростовского – покровителя казачества, которая когда-то находилась сначала в деревянной, затем в разрушенной каменной часовнях. Поведал, что икону Святого Дмитрия Ростовского более 70 лет бережно хранили в семье местных жителей Крестининых, передовая от поколения к поколению. И, наконец, на семейном совете было решено, что эта икона, чудесным образом сохраненная, должна непременно вернуться в восстановленную часовню!

В майские дни 2012 года был заложен первый камень в восстанавливаемую по старинным чертежам часовню, средства на восстановление которой собирались всенародно. И вот, 9 сентября 2012 года, во время празднования 200-летия победы в войне 1812 года, восстановленная часовня была освящена. С Божьей помощью, при поддержке местной администрации, духовенства, казачества и краеведов над рекой Клязьма засияли купола возрожденной часовни! Во время церемонии освящения, эта икона и была возвращена церкви и заняла свое законное место в часовне.