ЖУРНАЛ «КАЗАКИ»

Забытый труд

о донском казачестве

Мариям Керимова,

доктор исторических наук,
ведущий научный сотрудник ИЭА РАН

Михаил Николаевич Харузин (1859–1888), один из представителей уникальной семьи из четырех этнографов, оставил блестящие труды.
Глава семьи – московский купец I-й гильдии Н.И. Харузин принадлежал к людям новой эпохи. Его непосредственное окружение составляло «новое купечество» второй половины ХIХ в., пережившее сложные процессы социальной трансформации, – Боткины, Прохоровы, Третьяковы, Алексеевы, Щукины. Это положительно отразилось на формировании мировосприятия Михаила, Алексея, Николая и Веры Харузиных. Братья и сестра ценили принципы гуманности, свободолюбия, веротерпимости, в своей жизни опирались на отечественные национально-культурные традиции.

М.Н. Харузин с детства был очень общителен, быстро обрастал множеством знакомых. Он всегда искал те мысли и идеи, которые были созвучны его стремлениям и взглядам. Мысли очень рано оформились в стройную систему: их основной идеей было служение народу, познание всех областей народной жизни. Эти взгляды рано привели его в стан людей славянофильских убеждений, таких как
А.А. Фет и И.С. Аксаков.

Еще в 1881 г. Михаил Николаевич занялся проблемой эволюции донского казачества и тогда же, впервые выехал в научную экспедицию в область Войска Донского. Как ученый со славянофильскими позициями М.Н. Харузин не мог не интересоваться вопросом самобытности и своеволия донского казачества, веками охранявшего свою свободу от всякого на нее посягательства. Руководствуясь указаниями сведущих лиц и самих казаков, он посетил практически все местности Области Войска Донского, извлек из архивов до двух тысяч особо важных актов, сделок и договоров, содержащихся в книгах станичных правлений и судов, и получил сведения по разным вопросам из уст самих казаков.

Начав свою научную деятельность с изучения народов Севера и Поволжья, он, тем не менее, еще в 1881 г. задумал заняться изучением донского казачества. В период с 1881 по 1884 г. Михаил Николаевич совершил четыре поездки
в Область Войска Донского. В 1884 г. отправился туда вместе с братом Алексеем. Собранные полевые материалы и литературные источники он обобщил в своей первой монографии «Сведения о казацких общинах на Дону. Материалы для обычного права» (Вып. I. М., 1885, 388 с.).

Во введении к труду avtor приносит благодарность проф. М.М. Ковалевскому, А.И Чупрову, А.С. Павлову, Е.И. Якушкину и другим за консультации в связи с подготовкой монографии, а также хорунжим, урядникам (унтер-офицерам), военному приставу за предоставленные ими ценные сведения. Собранный материал avtor изложил систематично и вдумчиво, внеся ценный вклад в довольно бедную фактическими сведениями литературу по обычному праву и быту донских казаков.

Сборник решений станичных судов должен был составить содержание второго выпуска «Сведений о казацких общинах на Дону», но Харузин не смог осуществить свой замысел. Вероятно, что большая работа секретаря Этнографического отдела ИОЛЕАЭ с 1885 г., а также последующий переезд в Эстляндию, где он занял пост чиновника особых поручений при эстляндском губернаторе С.В. Шаховском, не оставляли времени на экспедиции и продолжение книги.

Можно предположить (хотя мы не располагаем прямыми доказательствами), что труды И.С. Аксакова натолкнули Харузина на мысль о необходимости обратиться к проблеме казачьей «самости», о которой еще в ХVIII в. писал историк А.И. Ригельман. М.Н. Харузин тоже обратил внимание на двойственность оппозиции «мы» (казаки) –
«они» (русские) или же «мы» – «особые русские», отличные от крестьян, а также большую сложность вопроса этногенеза и истории формирования казачества в целом.

Как ученый со славянофильским уклоном М.Н. Харузин не мог не интересоваться вопросом самобытности и своеволия донского казачества, веками охранявшего свою свободу от всякого на нее посягательства. Его привлекали проблемы их общинного образа жизни, общинного землепользования, процесс постепенной деформации хозяйственного уклада вольных казаков и его последствия. Известно, что дореформенные славянофилы, в том числе И.С. Аксаков, много писали об общине не только как об оплоте патриархальной старины, но и как о предтече будущей крестьянской реформы в России.

Идея «высшего духовного объединения» в православной вере, прокламируемая Аксаковым, и мысль
о пользе казачьего Войска Донского в защите границ России от набегов турецко-татарских захватчиков также не могли не волновать молодого ученого. Готовясь к написанию своей монографии, он изучил большой пласт научной литературы, серьезно относился к роли полевой работы – к записям своих личных наблюдений и бесед с казаками. Вся книга выдержана в духе историзма, построена на анализе многочисленных указов и уложений царского правительства. Обширные полевые материалы и обработанные архивные документы сделали пространное исследование 25-летнего ученого живым и чрезвычайно ценным не только для специалистов, но и для широкого круга читателей.

Открывает книгу исторический очерк, рассказывающий о заселении донских степей. Как указывал М.Н. Харузин, «казачество складывалось постепенно путем колонизации»: в ХVI в. на вольном Дону стали селиться беглые крепостные и раскольники, положившие начало донскому казачеству. Представители разных групп этого населения были обязаны государству военной службой или тяглом. В низовьях Дона одна за другой вырастали казацкие общины, возникало Войско Донское, которое не приносило присягу и всячески стремилось отстоять свою вольность, но вынуждено было включиться в борьбу против турецко-татарских набегов, охраняя самые южные границы Российского государства.

В начале ХVIII в. – эпоху царствования Петра I – начинается новый период в истории вольного казачества. В 1721 г. казаки становятся частью вооруженных сил, управляются Военной коллегией, атаманы утверждаются императором и с 1738 г. становятся чином, жалуемым правительством. В ХVIII в. увеличивается поток переселенцев в донские степи из Малороссии, Запорожской Сечи и Северного Причерноморья. В состав Войска Донского, отмечает Харузин, входили также потомки полоненных казаками турчанок, черкешенок и татарок и кочевавшие в задонских степях калмыки.

По существу, с конца ХVIII в. вольная жизнь казачества постепенно принимала новые формы. В период царствования Александра I сократился срок военной службы и было разрешено выходить из казацкого сословия, формировался класс торговых казаков.

С 1848 г. положение казаков ухудшилось: атаманов стали назначать не из казаков, а из петербургских чиновников. Еще с первой четверти XVIII в. Российское государство начало процесс преобразования казачьих свобод в привилегии (казаки были освобождены от налогообложения, государственных податей и повинностей). Это делалось с целью превратить казаков в военное сословие со строго ограниченным в него доступом. Как правильно подметил М.Н. Харузин, эти меры приводили к искусственному обособлению казачества, укреплению в его среде идеи «особости» и неприязни к русскому обществу в лице чиновничества и помещиков. В 1848 г. земли казачьего дворянства были объявлены потомственной собственностью. Таким образом, царизм стремился законсервировать экономический и общественно-политический уклад казачества.

Позднее, в пореформенное время (с 1869 по 1875 г.), на Дону были введены земские учреждения, ведавшие земскими налогами и натуральной земской повинностью, что вызвало неприятие в среде вольного казачества.

Во второй главе avtor подробно рассматривает поземельные отношения, постепенное разрушение общинного землепользования и «артельного начала», существовавшего в жизни и быте казачьих зимовищ и городков, где сообща вершились «станичным кругом» все общинные дела, чинились суды и расправы, поровну делилась военная добыча. М.Н. Харузин отмечал, что артели (сумы) имели все общее (добычу, захваченную во время военных действий, порох, рыболовные снасти, продукты питания, скот и т.п.), кроме денег. Артелями выезжали казаки на рыбную ловлю и охоту.

Ученый досконально описывает старинный способ вольного пользования землей. Поскольку в землях донских казаков размеры земельных участков до конца ХVIII в. властями не определялись, основным типом владения поначалу была просто вольная заимка – самовольный захват пустопорожней или спорной земли. Она являлась первой формой землевладения и землепользования, создавала предпосылки для развития земледелия и формирования земледельческой общины у казаков. В отдельных общинах, подчеркивал avtor, существование вольного землепользования приводило к тому, что более состоятельные казаки захватывали сразу несколько участков пашни и для их обработки нанимали вольных батраков (указом 1796 г. последние были закреплены за помещиками) или отдавали землю в аренду пришлым крестьянам. Как указывал М.Н. Харузин, окончательно в полную пожизненную собственность донских помещиков земли перешли только в 1868 г.

Казачья земля до начала 70-х годов ХIХ в. юридически находилась во владении всего Войска, без распределения между станицами, но по мере прироста населения и усиления нужды в земле старинный порядок землепользования начал видоизменяться; стало необходимым закреплять за каждой станицей отдельный участок земли (юрт), что способствовало сохранению феодальной формы землепользования. Отметим, что такое положение оставалось вплоть до Октябрьской революции.

Каждый казак в общине запахивал земли, насколько у него хватало сил, и впоследствии она оставалась в его владении. Но богатые казаки не довольствовались тем количеством земли, которую они могли обработать сами, и стремились запахать по 100 и более десятин, чего не мог сделать бедняк, т.е. применяли захват – «опахивание кругом», проводя борозды по бокам надела, а середину оставляли нетронутой, неприкосновенной для остальных общинников. Причем часть надела нередко тайно отдавали в аренду пришлым крестьянам «под предлогом найма их в годовые работники». Захваченные богатыми общинниками земли становились наследственными.

Таким образом, несмотря на то что земля принадлежала всей казачьей общине, она оказывалась в руках немногих. Лучшие земли захватывались богатыми, а бедные казаки, не имевшие возможности ее обрабатывать, переходили в разряд наемных работников. (Михаил Николаевич привел в книге конкретный примеры в станицах Тепикинская и Петровская, свидетельствующие об этом.)

В конце XIX века, как констатировал avtor, в 70 из 110 станиц пользование общинной (юртовой) землей оставалось свободным от государственного поземельного обложения, т.е. сохранялись старинные нормы пользования землей.

М.Н. Харузин отметил также существование у казаков другого способа землепользования – уравнительного раздела земли «по паям», постепенно вытесняющего вольное землепользование. Положение 1869 г. закрепляло за казаками общинное владение станичными (юртовыми) землями, из которых производилось бесплатное наделение их паем. Некоторые станицы и хутора владели землей сообща, распределяя ее по 25 десятин на душу мужского пола (это было намного больше, чем у основной массы крестьян Европейской части России). Остальные земли составляли коллективную собственность (войсковые земли) – станичные угодья (усадебные места, воды, леса, пастбища, пахотные земли), часто сдаваемые в аренду с целью получения денежных средств для покрытия расходов на общественные нужды. Они предназначались и для расширения числа земельных участков по мере роста казачьего населения в станицах.

Собственно пай, отмечал Харузин, означал известную часть общинной земли, но общее количество паев и размеры их в разных станицах определялись различно. Обыкновенно пай давался мужчине с 17 лет, сироты получали отцовский пай, бездетные вдовы и незамужние девушки – полупай. В некоторых станицах пай давался при разделе земли всем лицам мужского пола с 10 лет, в других – «всему наличному мужскому населению». Каждый получивший землю считался полным хозяином своего земельного пая, мог обрабатывать или продать его. Благодаря последнему обстоятельству немало паев бедных казаков попадало в руки богатых казаков как из «иногородних», так и из станичников, поэтому казаки часто требовали от станичных властей передела (ревизии) земли. Богатые казаки старались купленные у бедняков паи объединять в большие участки по 500–600 десятин и отдавать их в аренду переселенцам, которые часто создавали на станичной земле целые поселки. Казаки всячески стремились ограничить произвол богатых с целью вернуть себе земли и сделать их снова общинными. Желающие получить земельный надел обращались к станичному сходу. Переделы земли, писал Харузин, становились все более редкими: через 3, 5, 10 и даже 17 лет.

Как прекрасно показал avtor, такие формы землевладения в казачьих общинах, как вольно-захватное и раздел земли по паям, вызывали противостояние обезземеливанию беднейшей части общинников и концентрации земли в руках богатых. Этот процесс особенно усилился в 1870-х годах в связи с увеличением общей численности населения, передачей части земли в собственность офицеров и чиновников Войска Донского и частных коннозаводчиков.

Заключает главу Харузин кратким описанием хозяйства казаков: садоводства, собирательства, огородничества, пастушества, животноводства, мукомольного дела и рыболовства.

Почти двести страниц avtor посвящает брачно-семейным отношениям у донских казаков. Он делает акцент на доминировании общинного сознания: браки в старину заключались казаками на майдане в случае их признания общиной. Так же происходили и разводы; только в спорных случаях казаки обращались в станичный суд. Со времени царствования Петра I на Дону было введено венчание в церкви. В конце ХIХ в. казаки часто продолжали держаться старины: жили большими семьями (по 30–40 человек в одном курене), почитали старейшину семьи. При вступлении в брак учитывали степени родства, «кровное родство служило препятствием к вступлению в брак до 7-й, а иногда даже до 9-й степени». Харузин приводил подробную схему степеней родства до 5-го колена, уделяя внимание различным видам родства: родству по крови, свойству, духовному родству, побратимству.

Характеризовал он воззрения казаков на вступление в брак, писал о добрачных отношениях, ранних браках (в 12–15 лет), браках, заключающихся против воли родителей, о смешанных браках казаков с русскими, украинцами, калмыками, старообрядцами, подробно описывал свадебный цикл, продолжавшийся 7 дней.

Коротко охарактеризовал avtor и свадебный обряд у раскольников-беспоповцев, живущих среди казаков.

Личные и имущественные отношения в казацких семьях Харузин исследовал с не меньшей детализацией. Останавливался он и на спорных случаях в семейных отношениях, разрешаемых станичным судом, воззрениях казаков на женщину и ее положение в семье, наказаниях и истязании жен, супружеской неверности, разводах.

Чрезвычайно интересен приводимый ученым материал о положении женщины в казацкой семье в начале 1880-х годов. В прежние времена казак имел над своей женой власть неограниченную, но в то время, когда М.Н. Харузин побывал в землях Войска Донского, власть эта стала слабеть. Изменения происходили еще с 1854 г., когда казаки уходили на русско-турецкую войну, а казачки, оставаясь в станицах, «заводили шашни с иногородними хохлами и русскими, стали пить водку» и т.п. Харузин отмечал, что у казачек больше свободы, чем у женщин в семьях великорусских крестьян. Благодаря военной службе казаков их жены годами оставались на положении «невольных вдов». За это время они приобретали умение вести хозяйство. В песнях часто пелось о старшинстве жены над мужем. Эта самостоятельность казачек, шедшая из старины, приводила к тому, что станичные суды быстрее разрешали расход – развод супругов, чем это было у русских: у них, как отмечал Харузин, Церковь не считалась даже с убедительными доводами для разводов.

Подробно пишет М.Н. Харузин об имущественных отношениях в семье, о взаимоотношениях родителей и детей в большой семье, роли главы семьи, семейном совете. В старину, писал он, в семьях главенствовал отец, власть которого над детьми была безграничной (он даже имел право умертвить своего ребенка). Дети воспитывались в строгости, при этом благословение главы семьи имело большое значение, лишь в крайних случаях родители проклинали детей, ссора с родителями считалась тяжким грехом. Отец имел право отдать детей в наем, лишить наследства, прогнать. У верховцев, отмечал Харузин, власть отца была сильнее, чем у низовых казаков. В сохранявшихся у казаков в конце ХIХ в. больших семьях старейшина вершил семейный суд и расправу, после его смерти власть переходила к его жене, а в случае ее смерти – к старшему сыну. Но, как отмечал avtor, власть главы семьи слабела год от года, Харузину приходилось слышать о непочтительном отношении детей: нередко «сыновья стали бить отцов и за бороды таскать».

Чем южнее, писал ученый, тем реже встречаются среди казаков большие семьи, а в самых южных станицах их почти нет. Важно, что М.Н. Харузин акцентировал внимание на причинах раздела больших семей, их он видел в следующем: 1) в стремлении каждого казака к личной самостоятельности (проявление черт характера);
2) в ссорах, при которых сын был вынужден отделиться без имущества (много людей жаловалось Харузину на эту несправедливость); 3) в желании воспользоваться установленной законом льготой на получение и разделение общественной земли на паи; 4) в обычае отделять сыновей одного за другим через год, два и более, распределяя недвижимое имущество по усмотрению отца (одному сыну – курень, другому – амбар, третьему – деньги); случалось, что при разделе имущества отец даже ломал хату и распределял бревна между всеми поровну; 5) в нежелании работать на младших братьев и сестер, в ссорах между невестками и снохачестве (сожительство свекра с невесткой). По окончании дележа имущества в станичном правлении каждому давалась расписка в получении своей доли.

avtor останавливался и на тех случаях раздела большой семьи, когда после смерти отца сыновья отделялись от матери, разделах между братьями после смерти обоих родителей, доли женщины, зятя и усыновленного в имуществе при разделах семьи.

Подробно характеризует Харузин знаки собственности (рубежи, межи, клейма, приводит их рисунки) в связи с установлением границ земельного участка, куплей, меной, дарением движимого имущества.

Заключая свое исследование, avtor разъясняет читателям роль казацкого круга (съезда), станичного схода, станичного, войскового, общинного суда, суда поселкового атамана и стариков в старые и новые времена. Большой раздел посвящен нововведениям в правовых порядках казацких общин, общественным работам на старинных артельных началах, общественным пирам и забавам, кулачным боям, проводам на военную службу и т.д.

Блестящую характеристику монографии 25-летнего ученого дали профессора Московского университета В.Ф. Миллер, М.М. Ковалевский и А.Н. Филиппов, знавшие Харузина по юридическому факультету. В.Ф. Миллер, оценивая монографию молодого ученого, недавно завершившего университетский курс, справедливо писал: «Называя скромно свой труд лишь материалами для обычного права, avtor дает нам гораздо более, чем обещает. Книга представляет полную и всестороннюю картину быта донских казаков, основанную на богатых материалах. Притом в его историческом изложении мы видим, как последовательно складывались современные черты этого быта, и находим объяснение настоящего в условиях прошлого».

Профессор Московского университета М.М. Ковалевский писал: «Отношения мои со студентами всегда были отличными. Они охотно посещали мои лекции, писали работы, принимали участие в их обсуждениях и очень охотно оставались при моей кафедре (кафедра государственного права европейских держав. – М.К.) для приготовления к профессорскому званию. Но смерть безжалостно косила многих из оставленных мною. Не стало Колачева, Харузина, кандидатская диссертация которого об обычном праве донских казаков была напечатана толстым томом и служит теперь настольной книгой для всякого, кто желает познакомиться с особенностями быта этой обширной области нашего отечества».

Профессор Московского университета А.Н. Филиппов в своем обстоятельном отзыве прежде всего подчеркивал, что в книге собран такой материал «для решения вопроса о поземельных и семейных отношениях у казаков, вопроса о судоустройстве и судопроизводстве, благодаря которому многое лучше уясняется для нас теперь; книга носит на себе следы непосредственного живого отношения к наблюдаемому, и притом, что очень важно, правовые нормы и обычаи наблюдает образованный юрист». Затронутые Харузиным вопросы, по мнению рецензента, до того времени не полностью исследовались: «…вопросы о форме судебного процесса, об отношениях между судебными доказательствами в народных судах, об уголовных наказаниях сравнительно мало освещаются в печати». «Интерес новизны» содержится в разделах книги, где речь идет о казацких народных судах и производстве в них. Такое высокое мнение известного правоведа было чрезвычайно важно, оно свидетельствовало о незаурядных способностях начинающего исследователя, ярко проявившихся в его первой монографии. Интересна и мысль А.Н. Филиппова о том, что «в ученом мире все еще косо смотрят на наблюдение народной жизни интеллигенцией и даже кое-где ставят ему препятствия… хотя научное, спокойное изучение этой жизни, кроме пользы, ничего принести никому не может». Рецензент в связи с этим отмечал, что «г. наказной атаман области Войска Донского дал avtorу книги открытое предписание ко всем местным властям, и оно-то и доставило ему возможность совершенно свободно производить его прекрасные изыскания».

Итак, эта монография, построенная на огромном полевом и архивном материале, стала ценным вкладом в литературу о казачестве. Проблемы обычного права, общинных установлений в жизни вольного казачества, его настойчивое отстаивание своих прав, постепенно уничтожавшихся указами царского правительства, распоряжениями чиновничества, помещиками и разбогатевшими казаками, рассматриваются М.Н. Харузиным в духе историзма. Процесс социально-экономической трансформации всего уклада жизни казаков с ХVIII до конца ХIХ в., разрушение артельного начала, обезземеливание общинников, передача значительной части земли офицерам и войсковым чиновникам – все это порождало бурный протест казаков. Этот труд остается актуальным и востребованным и в наши дни, широко используется современными этнологами, историками и юристами.