«Вот место, где гордость хищников пала пред неустрашимостью сынов Отечества», - сказал главнокомандующий русской армией Михаил Илларионович Кутузов, оценивая роль и значение земли Подольской в Отечественной войне 1812 года.
Так сложилось, что мне довелось некоторое время проживать в тех местах, через которые некогда проходила русская армия. Более того, в 2007 году я предпринял автопробег и, можно сказать, повторил этот маршрут. В преддверье 200-летия Отечественной войны мне хочется рассказать о своих путевых наблюдениях и открытиях, сделанных во время путешествий.
До полного изгнания неприятельского войска с русской земли было ещё далеко. До Бородинского сражения Великая армия императора Наполеона насчитывала около 170 тысяч солдат, а после битвы - 120 тысяч. Русская армия до сражения насчитывала порядка 115 тысяч человек, а после - около 60 тысяч.
Не получив обещанных подкреплений ни до, ни после сражения при Бородино и не имея обещанных графом Ростопчиным запасов провианта и фуража, еще на совете в Филях М.И. Кутузов принял ответственное решение оставить Москву. В многочисленных записках очевидцев того времени, особенно у Ф.Н. Глинки, оставившего замечательные рассказы не только о динамике сражения при Бородино, но и подробное описание исхода гражданского населения из столицы, упоминается, что русская армия из Москвы двинулась по Рязанской дороге на Коломну. 3 сентября 1812 года, вводя неприятеля в заблуждение, М.И. Кутузов предпринимает неожиданный маневр и выводит армию к Боровскому перевозу, где армия переправляется через Москву-реку и продолжает движение в направлении уездного городка Подольск.
В эти тревожные дни фельдмаршал сообщал императору Александру: «Я намерен сделать завтра переход по Рязанской дороге, далее вторым переходом выйти на Тульскую, а оттуда на Калужскую дорогу на Подольск. Сие приведет меня в состоянии защищать город Тулу, где хранится важнейший оружейный завод, и Брянск, в котором столь же важный литейный двор, и прикрывает мне все ресурсы, в обильнейших наших губерниях заготовленные».
На Подольской земле до наших дней сохранились деревни, через которые проходили русские полки: Константиново, Новлянское, Колычево, Пахрино, Старый Ям, Заболотье и Борисоглебское. 5 сентября, после изнурительного похода, русская армия вступает в Подольск.
О тех далеких событиях разными авторами написано несколько десятков записок и воспоминаний. В этом смысле интерес представляют записки Армана Огюстена де Коленкура «Поход Наполеона в Россию», который неотлучно сопровождал императора Наполеона во время русской кампании. Право слово, уж очень увлекательное занятие - читать эти записки. «К концу этого месяца, который мы, и это было весьма неблагоразумно, провели в Москве, французская армия располагала еще боеспособными силами численностью в 95 тысяч человек. В этот счет входило 5 тысяч пехоты старой гвардии и 10 тысяч молодой гвардии, 4 тысячи гвардейской кавалерии и 10-15 тысяч армейской кавалерии. Из 500 орудий, которыми еще располагала армия, больше половины были вполне обеспечены лошадьми. В московских госпиталях находилось 15 тысяч французов; в Можайске были тяжело раненные в сражении под Москвой».
Это важное отступление от повествования необходимо было сделать, чтобы развенчать до сих пор бытующее в Европе мнение о «победе генерала Мороза» над Великой армией Наполеона. Еще в 30-е годы XIX столетия герой - партизан Отечественной войны 1812 года Д.В. Давыдов представил на суд высшего общества свой «Дневник партизанских действий 1812 года», где убедительно развенчал восхищенные мифы современников о гении Наполеона. В этом «обожании», которое было присуще и русскому высшему обществу, сквозило явное намерение уменьшить мужество и героизм русского солдата и крестьянина в разгроме Великой армии. Одна из глав дневника - «Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?» была полностью посвящена всестороннему анализу состояния неприятельской армии и роковым ошибкам, допущенных императором.
Заняв отставленную населением Москву, император, тем не менее, полагал, что победа осталась за ним, и ожидал от Александра I скорейших действий с предложениями мира. Как отмечает Коленкур, «…по словам императора, надо предпочесть Москву всякому другому месту. Он говорил о способах снабжения, о тех запасах, которые еще сохранились в Москве, и о тех, которые он дополнительно собрал здесь. Правда, он подробно остановился и на тех затруднениях, которые испытывало наше снабжение из-за казаков, но, по его мнению, такие же затруднения будут везде, пока он не получит польских казаков, чтобы противопоставить их русским; отсюда он делал вывод, что, не говоря уже о больших политических выгодах пребывания в Москве, эту позицию надо предпочесть еще и с многих других точек зрения…».
Между тем, русская армия, которая якобы выступила к Рязани, на самом деле успешно продвигалась к Подольску. Генерал Милорадович, оставленный Кутузовым прикрывать маневр, поручает Васильчикову оставить на Рязанской дороге 2 казачьих полка под начальством полковника Ефремова, которому приказано как можно дольше привлекать на себя внимание неприятеля. Отряды казаков продолжили движение по Рязанской дороге, а вслед за ними стал продвигаться и корпус Неаполитанского короля Иоахима Мюрата, который должен был преследовать всю русскую армию. В своих записках Арман де Коленкур довольно подробно рассказал о «преследовании» русской армии корпусом Мюрата: «Король преследовал по пятам арьергард неприятеля, продолжавшего свое отступление. Русский офицер, командовавший арьергардом, превозносил храбрость короля, но порицал его неосторожность. «Мы до такой степени восхищается вами, сказал он ему, что наши казаки дали себе слово не стрелять по такому храброму государю, но в один прекрасный день с вами может все же случиться несчастье». Он уговаривал короля умерить свою благородную отвагу. Так как эти комплименты позволяли русским выиграть время, то их щедро расточали королю, тем паче, что он явно был чувствителен к ним. Он одалживал у всех различные драгоценности, чтобы сделать подарки таким любезным неприятелям. Офицер для поручений Гурго, последовавший за королем, чтобы выполнить некоторые распоряжения императора, предложил королю свои часы с боем, которые тот поспешил преподнести казачьему офицеру».
Как знать, может до сих пор где-нибудь на донской земле, на тыну одной из казачьих станиц закопаны в землю бесценные сокровища, полученные неизвестными истории казаками от самого Иоахима Мюрата.
«…Русские развлекали короля этими разговорами, парализовали своей предупредительностью его активность, и авангард, обмениваясь с неприятелем только любезностями, мало продвигался за день, что было по вкусу нашим войскам, так как они с неохотой покидали московские погреба и те удовольствия, которыми, как они знали, пользовались воинские части, оставшиеся в Москве…».
Затянувшееся преследование беспокоило императора и он подталкивал неаполитанского короля к более решительным действиям. «Чтобы оправдать свою медлительность, король заявлял, что он бережно относится к казакам, так как они не хотят больше сражаться против нас; если бы он даже и атаковал их, они, по его словам, не стали бы стрелять по нашим войскам; одним словом, они уже не обороняются и, по-видимому, не сегодня завтра покинут русскую армию; с другой стороны, король замечал, что крестьяне очень недовольны своим положением и многие из них поговаривают уже об освобождении». Бывая в Москве на аудиенции у императора, король Неаполитанский, бахвалясь рассказывал о своих «русских приключениях»: «Как только король хотел двинуться вперед, к нему тотчас являлся казачий полковник и уговаривал его не завязывать бесполезного сражения. «Мы вам больше не враги, говорил он, мы хотим мира, мы ждем лишь ответа из Петербурга». А если король упрямился, то полковник спрашивал его, до какого пункта он хочет дойти, чтобы сообразоваться с его желаниями. Короля спрашивали даже, где он хочет расположиться со своим штабом. А если мы атаковали, то русские отступали без сопротивления. В последние два дня условились даже, что казаки не будут разрушать тех деревень, которые король должен занять, и не будут ничего увозить с собой оттуда. Если король жаловался, что нет жителей и дома пусты, в тот же день в деревне, где он располагал свой штаб, он находил жителей на месте; все там было в порядке, все было приготовлено». Между тем, другие казаки, менее вежливые и «неосведомленные» об уговоре с французами, продолжали активно нападать на отряды фуражиров, захватывали лошадей и обозы, лишая неприятеля продовольствия. Только 10 сентября генерал Себастиани, командовавший передовыми силами французского авангарда, дойдя до Бронниц и не обнаружив там следов от пребывания русской армии, сообщил неаполитанскому королю, что казаки ввели его в заблуждение.
Однако надо отдать должное интуиции императора Наполеона. «Предполагая по-прежнему, что русские постараются прикрывать Калугу, император отправил герцога на Десну с приказом двигаться вперед до тех пор, пока его авангард не нападет на действительный след русской армии. Бессьер подошел к Десне 25-го, то есть в тот самый день, когда Понятовский вступил в Подольск, где к нему присоединился Неаполитанский король, освободившийся от своего заблуждения и поддерживавший операции, производившиеся по приказу императора в калужском направлении…».
Пока русская армия, воспользовавшись возможностью, отдыхала в гостеприимном Подольске, генерал от инфантерии князь Михаил Андреевич Милорадович, командовавший арьергардом, форсировал Пахру на Бяконтовой переправе и направился через подмосковную усадьбу князя П.А. Вяземского «Остафьево» и вдоль берегов Десны к околице одноименной деревни, оседлав дорогу из Москвы. Для прикрытия Бяконтовой переправы Милорадович оставил небольшой отряд гренадеров численностью в несколько десятков воинов, который отважно вступил в неравный бой и удерживал брод перед превосходящими по мощи отрядами из корпуса Мюрата. Ожесточенный бой продолжался несколько часов, являя собой пример мужества и героизма. Несмотря на значительный перевес неприятеля, ни один из русских гренадеров не отступил и не сдался в плен. Позже местные жители ближайших деревень собрали погибших героев и похоронили неподалеку от места их последнего боя, на погосте у Никольской церкви. Белокаменные надгробия сохранились до революции, но позже, в годы богоборничества, погост был предан забвению и разграблен. Лишь в конце 90-х годов силами энтузиастов была предпринята попытка реставрировать часовенку и поднять порушенные надгробия русских воинов. В настоящее время, в память о подвиге героев-гренадеров, установлен Поклонный крест с трогательной надписью на памятной доске. К сожалению, сил местного прихода явно недостаточно для того, чтобы привести погост в надлежащее состояние. Накануне 200-летней годовщины Отечественной войны 1812 года было бы уместно подключиться к этой благочестивой деятельности и местным казакам.
Успев до прихода французов занять рубежи на берегах Десны, отряд Милорадовича отважно вступил в сшибку с авангардом герцога Бессьера. Мне повезло, я ещё успел застать те времена, когда земли у деревни Десна хоть и были распаханы, но не были застроены элитными коттеджными поселками. Сейчас здесь всё изменилось до неузнаваемости. Со слов местных жителей было известно, что неподалеку от дороги, которая вела в правительственный санаторий «Десна», в поле возвышается изрядно сглаженный многолетними вспашками холм, прозываемый «французской» могилой, где якобы были похоронены солдаты Великой армии из корпуса Бессьера, погибшие в скоротечном бою на берегах Десны. Старожилы рассказывали, что однажды местным трактористом во время весенней вспашки была обнаружена поржавевшая сабля…
Ранним утром 8 сентября русская армия оставляет Подольск и выдвигается двумя колоннами в направлении Красного села. Две кавалерийские дивизии и три пехотных корпуса под командой генерала от инфантерии Дмитрия Сергеевича Дохтурова двинулись вдоль правого берега Десны через усадьбу «Дубровицы», в то время принадлежавшей Матвею Александровичу Дмитриеву-Мамонову, будущему герою Отечественной войны 1812 года, командиру Московского казачьего полка. Дорога пролегала на Луковню и Власьево, а конечной целью маневра являлся рубеж между Пыхчево и селом Троицким, через которое пролегала Старая Калужская дорога из Москвы.
Две кирасирские дивизии и два пехотных корпуса с приданной им резервной артиллерией под командой князя Голицына прошли через села Фетищево, Ознобишино, Песье и Софьино к селу Красному (Красная Пахра) и, таким образом, заняли рубежи на возвышенности, доминирующей над заливными лугами Пахры, тем самым вторично прикрыв Старую Калужскую дорогу.
В конце 70-х годов XX века мне довелось проходить службу в одной из воинских частей так называемого «Ватутинского гарнизона», расположенного в районе Десны - Пыхчево-Троицка и др. Так, по воле судьбы, мне посчастливилось довольно подробно ознакомиться с историей этой местности. Старая Калужская дорога, по сути, являлась тупиковой и, пролегая через усадьбу московского губернатора графа Ростопчина «Вороново», соединялась в районе Крестов со «Старым Варшавским шоссе», откуда далее вела к Рогово, Тарутино, Белоусово и выходила к селу Обнинскому, ныне городу Обнинску, известному городу - наукограду, где в 1957 году заработала первая в мире атомная станция. Именно эта дорога позволяла продвинуться в южные районы - Калужскую, Брянскую и Орловскую губернии, богатые провиантом и фуражем, а также к городу оружейников - Туле. Стратегическое положение Калужской дороги высоко оценивали и М.И. Кутузов, и император Наполеон.
Заняв позиции на холмистой возвышенности у Красного села, русская армия, тем самым, оседлала Калужскую дорогу, препятствуя дальнейшему продвижению неприятельской армии. От села Троицкого можно было выйти к древнему селу Фоминскому, нынешнему городу Наро-Фоминску, откуда имелась возможность продвигаться через Боровск на Верею и Можайск, или же на Малый Ярославец, Юхнов и далее на Калугу, Тулу и Орел.
Из легенд, рассказанных старожилами, местным краеведам из города Троицка стало известно, что 7 октября император Наполеон ночевал в деревеньке Ватутинки (Ватушенки). Однако из других источников следует, что в Ватутинках он оставил свой штаб, а сам заночевал в селе Поливаново, где расположился в барском доме. Правда ли это или вымысел, установить невозможно. Архивные свидетельства этого не сохранились. Наша войсковая часть располагалась в лесной чащобе, куда вела единственная дорога. Однако в лесном массиве имелись обширные площади, используемые местными колхозами под посевные поля. Вот на одном из таких полей располагалось сельцо Пучково, единственной достопримечательностью которого являлась старинная краснокирпичная церковь, полуразрушенная во время революционных вихрей. По преданию, построена она была на средства местного уроженца, купца, промышлявшего на Соловецких островах рыбной ловлей. Попав в жестокий шторм, купец дал обет в случае своего спасения возвести храм, что и благополучно сотворил. Из рассказов старожилов я слышал, что в 1812 году в сельце якобы побывал император Наполеон, посетивший этот сельский храм.
В то время, когда отряд Милорадовича отважно отбивал на берегах Десны атаки Бессьера, польский корпус Понятовского и отряды из авангарда Иоахима Мюрата соединились у Подольска и вступили в бой с незначительными войсками под командованием Н.Н. Раевского, прикрывавшего отступление русской армии. Ожесточенный напор неприятеля оттеснил Н.Н. Раевского в направлении к Дубровицам и Фетищево-Ознобишино. Неприятель не оставлял своего намерения прорваться в тыл русской армии и, таким образом, окружить ее. Вступив в Подольск, французы нанесли городу значительный урон, предавшись привычным грабежам и разбоям.
Русская армия, занявшая к 9 сентября позиции у Красного, на тот момент имела: шесть пехотных корпусов и две кирасирские дивизии, которые расположились между селами Красное, Софьино, Колотилово, Страдань, прикрывая Подольскую дорогу. На холмистой возвышенности между Софьиным и Колотиловым была оборудована позиция для артиллерийской батареи, контролирующей дорогу из Подольска. Русский лагерь прикрывали арьергарды М.А. Милорадовича, находившийся в районе деревни Десна и в Ватушенках, а также арьергард Н.Н. Раевского в районе села Поливанова, по направлению к Дубровицам. Таким образом, все опасные направления находились под контролем.
4-й пехотный корпус генерал-лейтенанта графа А.И. Остермана-Толстого занял позицию на возвышенности, доминирующей над Ознобишино, расположившись между Песьем и Александровым (ныне поселок Щапово). Штаб корпуса располагался в доме дворян Грушецких, в селе Александрово.
Сейчас мало кто помнит о том, что на Военном Совете в Красном селе высшие военноначальники, командовавшие русской армией, предлагали дать неприятельской армии решительное сражение. Отступление от Смоленска и трагическое оставление армией Москвы действовало на всех удручающим образом. Настроение всей армии решительно было направлено против каких бы то ни было отступательных движений. Барклай де Толли и другие старшие начальники резко высказались против оставления позиций у села Красного. В свою очередь, М.И. Кутузов предлагал армии продолжить отходить на более благоприятные позиции, где и дождаться пополнения. Кутузов отрицательно оценивал позиции у Красного, поскольку она позволяла неприятелю выдвинуться в тыл русской армии. По этому поводу между главнокомандующим и Беннигсеном разгорелся ожесточенный спор. Выведенный из себя возражениями Беннигсена, М.И. Кутузов, решительно заявил: «Я слагаю с себя командование армией; я только волонтер, вы, как старший, вступаете в отправление обязанностей главнокомандующего, в вашем распоряжении мой штаб. Будьте любезны осмотреть позиции и затем действуйте под свою ответственность». Осмотр Беннигсеном предполагаемых позиций, а главное, груз ответственности, который возлагался на него в виду самоустранения Кутузова, принудили генерала к примирению и признанию правоты фельдмаршала. Кутузов объявил армии о вступлении на Тарутино и приказал квартирмейстерам готовить там лагерь.
20 октября французы оставили Троицкое и выдвинулись в направлении села Красного, к тому времени покинутого русскими. В районе деревни Горки и Слобода французы перешли через Пахру и свернули на Фоминское (нынешний Наро-Фоминск), стремясь обойти русскую армию, расположившуюся в лагере при Тарутино.
Несколько лет назад, будучи на совете ветеранов нашей войсковой части, я с удивлением узнал о намерении местной администрации воздвигнуть в городе Троицке памятник императору Наполеону. Вопрос, надо прямо заметить, неоднозначный. Действительно, в архивных материалах есть прямые упоминания о нахождении императора в селе Троицком, но на тот период в Московской губернии было не менее 40 сел с таким названием, при этом три из них находились непосредственно на дороге, по которой двигалась неприятельская армия. Местным краеведом Н.И. Беднажевской в Мосгорархиве было обнаружено чудом сохранившееся прошение Е.Н. Левшиной-Евреиновой в комиссию по рассмотрению дел потерпевших от разорения неприятеля, в котором она просила компенсацию за имущество и дом, разоренный французами. Это единственный настоящий документ того времени. В 2008 году, во время празднования дня города, в фабричном парке микрорайона «В» города Троицка был заложен камень на месте будущего памятника героям Отечественной войны 1812 года, в том числе и солдатам Великой армии.
Павел МИХАЙЛОВ